читать дальше/Единственное, что мне более-менее нравится. Сказочка в период инквизиции. Как бы то странно не звучало/
"Summis desiderantes" – булла о ведьмах от 5 декабря 1484 г.:
"С величайшим рвением, как того требуют обязанности верховного пастыря, стремимся мы к тому, чтобы росла католическая вера и были искоренены злодеяния еретиков. Поэтому настойчиво и снова предписываем мы то, что должно осуществить эти наши стремления... С великой скорбью осведомились мы, что в некоторых частях Германии, особенно в областях Майнца, Кельна, Трира, Зальцбурга и Бремена, весьма многие особы как мужского, так и женского пола, не заботясь о собственном спасении, отвернулись от католической веры, имеют греховные половые связи с демонами, принимающими облик мужчин или женщин, и своими колдовскими действиями, песнями, заклинаниями и другими внушающими ужас и отвращение волшебными средствами наводят порчу, губят рождаемое женщинами, приплод животных, плоды земли, виноградники и плодовые сады, а также мужчин, домашних и других животных, виноградные лозы, фруктовые деревья, луга, посевы и урожаи: они мучат мужчин, женщин и внутренними болезнями препятствуют мужчинам оплодотворять, а женщинам рожать, даже отнимают у мужчин силу исполнять супружеские обязанности и мешают в исполнении брачного долга женщинам".
Иннокентий VIII
***
В маленькой деревушке, что расположилась в могучих германских лесах не так далеко от Кельна, было неспокойно, как и по всей Германии того века: болезни народа, сгнивающие города и деревни, неурожаи и гибель скота - настроения людей о погибели всего живого витали всюду. Святой отдел расследований еретической греховности Римско-католической церкви в поиске уличенных в греховной связи с нечистыми силами, имеющий власть и основание карать невиновных, рыскал словно собака, натравленная на беззащитную жертву. Все и везде покрыто мраком борьбы и отчаяния.
- Габриэла! Эх, несносная девчонка! Куда убежала?! – оглядываясь по сторонам, проворчала Гертруда Шульц, пытаясь высмотреть среди высоких кустов свою старшую дочь, отличающуюся веселым нравом и непоседливостью, что более свойственно мальчишкам и в корень портящее будущих невест. - Ох, уж эта Габриэла…нет с нее никого толку. И как такую кто замуж возьмет, а? Глупая девка…Габриэла!
Юная прелестница и не слышала гневных речей своей матери, пробегая по душистым травам, подцепляя пальцами клочки травинок и утреннюю росу, беззаботно вдыхая ароматы. Габриэла Шульц семнадцати лет отроду была красива, но не той хрупкой красотой, что воспевают влюбленные мужчины, пытающиеся очаровать робкое создание, а красотой дикой, словно буря красок на весеннем лугу, неистовой и страстной. Габриэла была статной девушкой с россыпью рыжеватых пятен по лицу и шее, рукам и даже груди, длинные волосы ее струились волнами раскаленного железа по плечам, а глаза цвета лесного ореха удивляли своей живостью в столь жуткие времена. Девушка пылала жизнью, она хотела вдыхать мир всем телом и душою, чувствуя каждую каплю, подаренную небом, ощущая теплоту земли. Ее могли прозвать ведьмой. Потому родители, любящие свое дитя, прятали столь «порочную колдунью» от чужих глаз. Причин тому было множество: первой, что редкий родитель отдаст своего ребенка на растерзание людской толпе; второй причиной же было то, что, к сожалению, у Гертруды и Фридриха Шульц из всего многочисленного потомства, что даровал Бог, выжило лишь два ребенка: четвертая по рождению дочь Габриэла и седьмая из всех детей Хельга. Гертруда, перенеся роды последнего ребенка около трех лет тому назад в страшных муках, произведя на свет мертвое дитя мужского пола, и вовсе потеряла способность к рождению, так что наследников маленькой, но очень любимой жителями деревни, пекарной лавки не было.
Мне нравится
сегодня в 11:58|Редактировать|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
На самом деле Габриэла не была никакой ведьмой. Она была знахаркой и травницей. Проведя детство в пекарной лавке, помогая с хозяйством, да в лесу, что был вокруг деревни, девочка стала интересоваться травами и их свойствами. Примечая, что листы иного цветка снимают боль с ранок от травинок на пальцах, а из сбора нескольких растений лучше приходит сон и испаряется усталость, девочка принялась собирать настои, изучая для себя увлекательное ремесло. Мать об этом не знала. Об этом ведала лишь ее младшая сестра, которая в детстве была жутко беспокойным ребенком, и Габриэла, не вынося ее криков и беготни, стала отпаивать малышку настоем из душистых трав. Позже Хельга стала и вовсе тихой, и необходимость в настоях отпала. Только порой, мучаясь от ожогов на руках от печи и железных листов под сдобу, Хельга приходила к сестре с надеждой, что та даст ей чудодейственную мазь или настой для втирания. Так и проходили дни сестер: печение сдобы, лавка, домашнее хозяйство и редкие разговоры пока старшая сестра накладывала повязки младшей на вспухшие ладони и наоборот. Конечно, порой Габриэла, выслушивая причитания соседки, пришедшей в лавку, о том, что ее дети слишком беспокойные, а муж гневлив, обещала, что вскоре все пойдет на нужный лад, что придет спокойствие. И правда, наведавшись через несколько дней за новой порцией тех самых чудесных свежих пирогов с земляникой, удивленная соседка говорила, что и забытое спокойствие вернулось в дом, и что муж ласков стал, поев печеночного пирога с луком. Девушка на это лишь улыбалась и говорила, что все дело в особом рецепте сдобы, которых хранится в их семье, но на самом же деле, Габриэла втайне от родителей стала добавлять в тесто травы, которые, как оказывалось, успокаивали, будили в мужчинах страсть, устраняли головную и зубную боль, прибавляли сил. Ведьмой она при этом себя не считала, а тем временем лавка процветала, принося хороший доход, поэтому и жалел отец об отсутствии наследника.
Как посетители лавки не замечали, что девушка обладает яркой шевелюрой ведьм и покрыта рыжими пятками, будто бес прикоснулся? Родители, понимая, что старшая дочь могла бы им помочь в торговле снедью, пока те проводят время в пекарне или же за перекупкой сырья, спрятали ее лицо и копну волос под серым мешковатым капюшоном, а балахон, к которому он был прикреплен, скрывал руки девушки почти до кончиков пальцев длинными рукавами. Сначала жители деревни опасались девочку, но вскоре родители истолковали столь странный вид Габриэлы тем, что та в младенчестве опрокинула на себя чашу с кипятком и вся изувечилась. Мол, страшно некрасива кожа ее, а волос на голове нет и вовсе. Посетители лавки перестали чураться, а вскоре и вовсе полюбили Габриэлу за ее мягкий голос, веселый нрав и вежливое обращение с каждым. Да только она была не рада, что никто не видит ее красоты, ведь среди этих унылых, похожих друг на друга людей, она была ярким пятном. Она была особенной. И было жутко обидно девушке прятать свои пряди цвета раскаленного железа от взгляда милых молодых мужчин, свои ореховые глаза и изумительную кожу. Была в этом явная доля несправедливости – если ты выделяешься из толпы, то ты обречен на судьбу изгоя. «Красивых людей не любят» - часто думала Габриэла, проводя гребнем по волосам.
Пробегая по утренней росе, девушка споткнулась о кочку и упала на душистые травы.
-Вот черт! – шмыгнув носом, пробормотала она. – Так, руки вроде целы, - осматривая свои ладони, произнесла девушка, - да и колени тоже.
Мне нравится
сегодня в 11:59|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
Габриэла встала, отряхнула свое незамысловатое на покрой платье и осмотрелась по сторонам. Никто не заметил ее досадного падения. Прислушавшись, девушка приметила, что рядом журчит ручей. Рассудив, что лучше умыться, прежде чем возвращаться к матери, которая затеяла стирку близ реки, Габриэла приподняв подол, чтобы уж наверняка вновь не уткнуться конопатым носиком в землю, побежала в сторону источника звука. Спустя пару минут, обладательница ярких волос и правда выбралась к маленькому, но быстрому ручью, журчащему меж корней деревьев и тяжелых валунов. Возле ручья со стороны противоположенной той, где выглядывали из кустарника озорные глаза Габриэлы, обосновалась компания мужчин возраста различного, как и внешности. Были там и старики, и юноши, и зрелые мужчины. Одеты они были в похожую пыльную от странствия одежду, да только вид некоторых так горделив, что нельзя было и приметить в их глазах хоть каплю мудрости истинного странника.
«Неужто слухи правдивы и это… - промелькнуло в мыслях у девушки, лицо которой вмиг побледнело, услышав речи у костра меж мужчинами. – Нет, нет! Что за глупости?! Поход святой инквизиции добрался и до нашей деревушки?! Вздор. Да кому в голову взбредет в нашей деревне доносы в Кельн отсылать? Да и на кого?..» – Габриэла, тяжко вздохнув и спрятавшись надежнее за ветками кустарника, побледнела более прежнего, вспомнив, как старый Урс Мюллер, который владеет пекарной лавкой на другом конце деревни, угрожал ее отцу на протяжении нескольких месяцев, обвиняя Фридриха Шульца в том, что тот дурманил людей с тем, чтобы те ходили только в его лавку и только. Главным аргументом служило то, что и вправду, жители маленькой деревушки практически перестали посещать лавку Мюллера, предпочитая сдобу семейства Шульц.
- До деревни этой недалеко, - хрипло произнес мужчина средних лет с серым лицом и грубой щетиной с проседью, - думаю, к закату успеется.
- Да, думаю жилье предоставить всяк им придется, - прогнусавил старик, - а нечисть никуда не денется. Доносов было несколько. Завтра с утра и начнем, - вздохнув, он растянулся на земле возле костра. – Эх, ты! Земля совсем сырая!
- Ручей близ, да и…куда пропал Вильхельм? – озираясь произнес возмущенно первый.
- Гисберт, да пусть парень окрестности глянет. Вон, смотри как красиво.
- Красиво-то да, а дрова костру нужнее.
- Тьфу ты! Да вскоре вернется, - махнул рукой светловолосый мужчина, на вид чуть младше того с кем разговаривал.
- Нет, ты поди глянь, где он.
- Хорошо-хорошо, только ради твоего спокойствия, - поднявшись, хохотнул мужчина и направится к ручью, явно намереваясь переступить его, направляясь в сторону кустарника, за которым пряталась Габриэла.
Девушка отмерла и живо ринулась в сторону своей родной деревни, поднимая подол платья, чтобы не споткнуться. Она двинулась так быстро, прикрывая волосы тканью балахона, что молодой мужчина и не подумал бы, что в кустах прятался человек, рассудив, якобы своими шагами он испугал какого лесного зверя. Габриэла бежала втрое быстрее обычного, не разбирая дороги, не думая, что может изранить свои ноги, но вдруг она наткнулась на что-то колкое и упала. Подняв глаза, девушка с ужасом осознала, что перед нею стоит юноша с широко раскрытыми темными глазами, держащий связку сухих веток. Это был тот самый молодой человек, о котором говорили мужчины у костра – Вильхельм Шмидт.
Мне нравится
сегодня в 11:59|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
***
Часть первая:
«О трех силах, составляющих колдовство, а именно: о дьяволе, о колдуне и о божьем попущении»
Вопрос первый:
«Является ли утверждение о существовании ведьм настолько католически правоверным, что упорное отрицание его должно считаться определенно еретичным?»
«Здесь надо опровергнуть три еретических лжеучения. После их опровержения истина будет ясна. Следуя учению святого Фомы, где он говорил о вредительстве ведьм, некоторые пытались утверждать, что чародейства на свете не существует и что оно живет лишь в воображении людей, приписывающих махинациям ведьм естественные явления, причина которых скрыта. Другие признают существование ведьм, но полагают, что они своим колдовством действуют лишь на воображение и фантазию. Третьи утверждают, что чародейство – вообще фантазия, хотя бы дьявол и помогал ведьме.
<…> Что эти лжеучения еретичны и противоречат здравому смыслу канона, будет доказано на основании божественного церковного и гражданского прав, - это вообще, а в частности – из толкования слов канона».
Я. Шпренгер, Г. Инститорис
«Молот ведьм»
Дремучие германские леса, наводящие страх на путников могучими деревьями и непроходимыми кустарниками, бывают и красивы поутру, будучи в росе. Капли воды, окутавшие листву и травы, благоухают запахами прохлады и свежести, унося тлен деревень и городов Германии того века. Тварь, сдохшая на лесной опушке, не тухнет столь сильным зловонием, оказавшись в прохладной росе, и всякая живность охотнее проходится по травам, не внимая опасности. Мелкие зверьки, вроде зайца, все же навострив уши, скачут по лугу, ожидая близкой смерти от неведомого хищника, готового напасть на глупую жертву в час успокоения оной. Птицы заливаются пением, а зверье прячется в норы от света, несущего опасность в раскрытии их тайного явления ночью за пропитанием. Ароматы крови обличаются лишь только к полудню, когда утренняя влага уже не может приносить прохладу и мнимую чистоту, медленно испаряясь. Наступает прозрение всего живого – ночью была охота и приходила Смерть.
Вильхельм Шмидт, будучи человеком юным и еще не утратившим такое свойство характера, как удивление, взирал на существо, чуть не сбившее его с ног, с искренним изумлением. Удерживая, норовившую рассыпаться связку сухих веток к костру, пытаясь вернуть своему лицу прежнее выражение, которое не несет в себе ничего, кроме равнодушия, юноша наблюдал за тем, как существо в необъятных одеждах, пыталось встать на ноги, но безуспешно.
- Так и будешь стоять столбом или поможешь?! – гневно фыркнуло что-то женским голосом из-под складок серой ткани.
«Видимо, это девушка» - промелькнуло в мыслях у юноши, отмершего, а потому уже бросившего свою ношу наземь, дабы помочь подняться существу, чуть было не сбившему его с ног.
- Эй! – воскликнула девушка, уже твердо стоявшая на ногах.
- Вы не ушиблись? – поинтересовался Вильхельм, будучи достаточно вежливым юношей.
- Да, фырх, ох, - пыталась отдышаться Габриэла, стряхивая пыль с балахона. – Ты…-капюшон резко взмыл вверх, указывая на то, что девушка смотрит на юношу, поднимавшего связку веток, - ты…случаем не тебя разыскивают ли те люди, что у реки?
- Что? – удивленно взмыли брови темноглазого Вильхельма. – Да, возможно, но откуда бы знать Вам?
Девушка, слегка замявшись с ответом, проговорила:
- Я…я наткнулась на них на прогулке, бродя меж деревьев рядом с ручьем. Они показались мне разбойниками, и я бросилась бежать домой, но тут Вы возникли на моем пути, - вернув своей речи приветливый тон, коим она принимала посетителей лавки, продолжила Габриэла. – Дело в том, что какое-то время, прячась в кустарнике, я услышала, как мужчины говорили о юноше, который должен был вернуться как раз со связкой веток. Я полагаю, это Вы.
-Да, без сомненья, - сладив с ветками, сказал юноша, – но что Вы в столь ранний час делаете здесь?
- Я гуляла.
- Одна и в лесу?
- Моя деревня близко, а у меня есть привычка иногда прогуливаться по лесу.
- Вы живете на окраине?
- Да.
Мне нравится
сегодня в 11:59|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
- Почему Ваше лицо и тело скрывают столь длинные одежды?
- Вы учиняете мне допрос, не будучи уверенным, кто я? – послышался хохот из-под балахона.
- Было бы странно встретить девушку, укрытую в бесформенных одеждах, скрывающих ее лицо, гуляющую утром в одиночестве в лесу близ жилой деревушки, - насторожился юноша.
- И что же Вы разумеете на мой счет? – послышался еще один смешок.
- А не наводите ли Вы порчу на жителей деревни, употребляя травы этого леса для своих зелий?
- У Вас богатая фантазия, - вновь отряхивая балахон, произнесла Габриэла. – Святая инквизиция видит ересь во всяком живущем и дышащим чуть страннее, чем все. Имея я не тот цвет глаз или волос, Вы бы тут же приняли меня за ведьму, употребив надлежаще вашим законам на казнь, - буквально выплюнула слова девушка, будто дрянную похлебку.
- Вы судите обо мне раньше, чем я успел о себе что-либо сказать.
- Я слышала слова этих мужчин. Я слышала, как они говорили о доносах из нашей деревни. Я видела их недобрые лица.
- Если не по Вас пришли в деревню, то нет смысла и волноваться, - улыбнулся Вильхельм, - но если же Вы причина доносов, то ясны Ваши опасения.
- Я не причиняла зла людям своими деяниями, а потому не могу оказаться причиной для доносов. Лишь то, что я дочь пекаря и наша лавка процветает, может быть причиной для зависти соседей – не больше.
- Тогда почему Ваше лицо и тело скрыто?
- Я изувечена, - без заминки привычно соврала девушка. - В раннем детстве опрокинула на себя плошку с кипятком, по этой причине не желаю показывать свое уродство. Кожа огрубела и кое-где видны красные пятна, а волос на голове и нет вовсе. Не заставляйте обличать мою ущербность.
- Должно быть, для девушки это тяжкое бремя…- облегченно выдохнул Вильхельм.
- Да, как понимаете, ни один мужчина не осмелиться взять меня замуж. Поэтому я могу не смотреть на чужие предрассудки и спокойно прогуливаться по лесу в любое свободное для меня время. Сейчас как раз моя мать затеяла стирку, ну, а я…да, мне захотелось прогуляться.
- Думаю, не стоит все домашние дела взваливать на мать.
- Да, - послышался хохот из-под одежд, - поэтому я и побегу, дабы совсем не разочаровывать своих родителей.
И в тот же миг девушка ринулась в сторону родной деревни, слегка приподнимая подол, чтоб вновь не споткнуться.
Мне нравится
сегодня в 12:00|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
- Скажите свое имя! – опомнился темноглазый.
- Габриэла! – крикнула девушка.
- Вильхельм! – выкрикнул в ответ юноша, наблюдая, как скрывается меж деревьев, убегая вдаль серое пятно.
В те мгновения мыслей Вильхельма Шмидта об удивительном человеческом существе женского пола в лице Габриэлы, последняя мчалась прочь со всех ног от самой страшной беды, идущей в ее деревню. Нет, не от чумы или холеры. Святой отдел расследований еретической греховности Римско-католической церкви прислал своих псов в Кельн, а оттуда и по всей округе неслись стаи за новыми жертвами, учиняя произвол, оправдывая свою власть толкованиями канона, да буллой, принятой 5 декабря 1484 г..
- Габриэла! Ты где пропадала?! – возмущенная Гертруда Шульц, встретила свою дочь, вооружившись тазом с выстиранным бельем, развешивая вещи на заборе.
- Мама! Мамочка! – запыхавшись, кинулась на мать Габриэла.
- Да что такое?! – оторопев разом, вскрикнула женщина.
- Пришли они…видимо, Миллер все же добился своего, написав жалобы на нашу лавку!
- Что? Кто пришел?
- Да эти псы церкви!
- Как ты смеешь так говорить?! – возмутилась мать.
- Да что ж они всех без разбора-то на казнь ссылают?! Мама, а что, если и меня…
Гертруда Шульц быстро осмотрелась по сторонам в поиске чужих любопытных ушей и глаз.
- Что ты болтаешь?! Домой. Живо, говорю, домой!
Габриэла, повинуясь словам матери, двинулась в небольшой обшарпанный дом, укутавшись в длинные одежды еще сильней. Ее обуревало беспокойство за нее и всю семью. Мать же продолжила вывешивать белье, раздумывая о причинах и последствиях прибытия инквизиторов. Смутные времена настигли и их деревушку, наступали сложные времена для каждого жителя, особенно для Шульц.
"Summis desiderantes" – булла о ведьмах от 5 декабря 1484 г.:
"С величайшим рвением, как того требуют обязанности верховного пастыря, стремимся мы к тому, чтобы росла католическая вера и были искоренены злодеяния еретиков. Поэтому настойчиво и снова предписываем мы то, что должно осуществить эти наши стремления... С великой скорбью осведомились мы, что в некоторых частях Германии, особенно в областях Майнца, Кельна, Трира, Зальцбурга и Бремена, весьма многие особы как мужского, так и женского пола, не заботясь о собственном спасении, отвернулись от католической веры, имеют греховные половые связи с демонами, принимающими облик мужчин или женщин, и своими колдовскими действиями, песнями, заклинаниями и другими внушающими ужас и отвращение волшебными средствами наводят порчу, губят рождаемое женщинами, приплод животных, плоды земли, виноградники и плодовые сады, а также мужчин, домашних и других животных, виноградные лозы, фруктовые деревья, луга, посевы и урожаи: они мучат мужчин, женщин и внутренними болезнями препятствуют мужчинам оплодотворять, а женщинам рожать, даже отнимают у мужчин силу исполнять супружеские обязанности и мешают в исполнении брачного долга женщинам".
Иннокентий VIII
***
В маленькой деревушке, что расположилась в могучих германских лесах не так далеко от Кельна, было неспокойно, как и по всей Германии того века: болезни народа, сгнивающие города и деревни, неурожаи и гибель скота - настроения людей о погибели всего живого витали всюду. Святой отдел расследований еретической греховности Римско-католической церкви в поиске уличенных в греховной связи с нечистыми силами, имеющий власть и основание карать невиновных, рыскал словно собака, натравленная на беззащитную жертву. Все и везде покрыто мраком борьбы и отчаяния.
- Габриэла! Эх, несносная девчонка! Куда убежала?! – оглядываясь по сторонам, проворчала Гертруда Шульц, пытаясь высмотреть среди высоких кустов свою старшую дочь, отличающуюся веселым нравом и непоседливостью, что более свойственно мальчишкам и в корень портящее будущих невест. - Ох, уж эта Габриэла…нет с нее никого толку. И как такую кто замуж возьмет, а? Глупая девка…Габриэла!
Юная прелестница и не слышала гневных речей своей матери, пробегая по душистым травам, подцепляя пальцами клочки травинок и утреннюю росу, беззаботно вдыхая ароматы. Габриэла Шульц семнадцати лет отроду была красива, но не той хрупкой красотой, что воспевают влюбленные мужчины, пытающиеся очаровать робкое создание, а красотой дикой, словно буря красок на весеннем лугу, неистовой и страстной. Габриэла была статной девушкой с россыпью рыжеватых пятен по лицу и шее, рукам и даже груди, длинные волосы ее струились волнами раскаленного железа по плечам, а глаза цвета лесного ореха удивляли своей живостью в столь жуткие времена. Девушка пылала жизнью, она хотела вдыхать мир всем телом и душою, чувствуя каждую каплю, подаренную небом, ощущая теплоту земли. Ее могли прозвать ведьмой. Потому родители, любящие свое дитя, прятали столь «порочную колдунью» от чужих глаз. Причин тому было множество: первой, что редкий родитель отдаст своего ребенка на растерзание людской толпе; второй причиной же было то, что, к сожалению, у Гертруды и Фридриха Шульц из всего многочисленного потомства, что даровал Бог, выжило лишь два ребенка: четвертая по рождению дочь Габриэла и седьмая из всех детей Хельга. Гертруда, перенеся роды последнего ребенка около трех лет тому назад в страшных муках, произведя на свет мертвое дитя мужского пола, и вовсе потеряла способность к рождению, так что наследников маленькой, но очень любимой жителями деревни, пекарной лавки не было.
Мне нравится
сегодня в 11:58|Редактировать|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
На самом деле Габриэла не была никакой ведьмой. Она была знахаркой и травницей. Проведя детство в пекарной лавке, помогая с хозяйством, да в лесу, что был вокруг деревни, девочка стала интересоваться травами и их свойствами. Примечая, что листы иного цветка снимают боль с ранок от травинок на пальцах, а из сбора нескольких растений лучше приходит сон и испаряется усталость, девочка принялась собирать настои, изучая для себя увлекательное ремесло. Мать об этом не знала. Об этом ведала лишь ее младшая сестра, которая в детстве была жутко беспокойным ребенком, и Габриэла, не вынося ее криков и беготни, стала отпаивать малышку настоем из душистых трав. Позже Хельга стала и вовсе тихой, и необходимость в настоях отпала. Только порой, мучаясь от ожогов на руках от печи и железных листов под сдобу, Хельга приходила к сестре с надеждой, что та даст ей чудодейственную мазь или настой для втирания. Так и проходили дни сестер: печение сдобы, лавка, домашнее хозяйство и редкие разговоры пока старшая сестра накладывала повязки младшей на вспухшие ладони и наоборот. Конечно, порой Габриэла, выслушивая причитания соседки, пришедшей в лавку, о том, что ее дети слишком беспокойные, а муж гневлив, обещала, что вскоре все пойдет на нужный лад, что придет спокойствие. И правда, наведавшись через несколько дней за новой порцией тех самых чудесных свежих пирогов с земляникой, удивленная соседка говорила, что и забытое спокойствие вернулось в дом, и что муж ласков стал, поев печеночного пирога с луком. Девушка на это лишь улыбалась и говорила, что все дело в особом рецепте сдобы, которых хранится в их семье, но на самом же деле, Габриэла втайне от родителей стала добавлять в тесто травы, которые, как оказывалось, успокаивали, будили в мужчинах страсть, устраняли головную и зубную боль, прибавляли сил. Ведьмой она при этом себя не считала, а тем временем лавка процветала, принося хороший доход, поэтому и жалел отец об отсутствии наследника.
Как посетители лавки не замечали, что девушка обладает яркой шевелюрой ведьм и покрыта рыжими пятками, будто бес прикоснулся? Родители, понимая, что старшая дочь могла бы им помочь в торговле снедью, пока те проводят время в пекарне или же за перекупкой сырья, спрятали ее лицо и копну волос под серым мешковатым капюшоном, а балахон, к которому он был прикреплен, скрывал руки девушки почти до кончиков пальцев длинными рукавами. Сначала жители деревни опасались девочку, но вскоре родители истолковали столь странный вид Габриэлы тем, что та в младенчестве опрокинула на себя чашу с кипятком и вся изувечилась. Мол, страшно некрасива кожа ее, а волос на голове нет и вовсе. Посетители лавки перестали чураться, а вскоре и вовсе полюбили Габриэлу за ее мягкий голос, веселый нрав и вежливое обращение с каждым. Да только она была не рада, что никто не видит ее красоты, ведь среди этих унылых, похожих друг на друга людей, она была ярким пятном. Она была особенной. И было жутко обидно девушке прятать свои пряди цвета раскаленного железа от взгляда милых молодых мужчин, свои ореховые глаза и изумительную кожу. Была в этом явная доля несправедливости – если ты выделяешься из толпы, то ты обречен на судьбу изгоя. «Красивых людей не любят» - часто думала Габриэла, проводя гребнем по волосам.
Пробегая по утренней росе, девушка споткнулась о кочку и упала на душистые травы.
-Вот черт! – шмыгнув носом, пробормотала она. – Так, руки вроде целы, - осматривая свои ладони, произнесла девушка, - да и колени тоже.
Мне нравится
сегодня в 11:59|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
Габриэла встала, отряхнула свое незамысловатое на покрой платье и осмотрелась по сторонам. Никто не заметил ее досадного падения. Прислушавшись, девушка приметила, что рядом журчит ручей. Рассудив, что лучше умыться, прежде чем возвращаться к матери, которая затеяла стирку близ реки, Габриэла приподняв подол, чтобы уж наверняка вновь не уткнуться конопатым носиком в землю, побежала в сторону источника звука. Спустя пару минут, обладательница ярких волос и правда выбралась к маленькому, но быстрому ручью, журчащему меж корней деревьев и тяжелых валунов. Возле ручья со стороны противоположенной той, где выглядывали из кустарника озорные глаза Габриэлы, обосновалась компания мужчин возраста различного, как и внешности. Были там и старики, и юноши, и зрелые мужчины. Одеты они были в похожую пыльную от странствия одежду, да только вид некоторых так горделив, что нельзя было и приметить в их глазах хоть каплю мудрости истинного странника.
«Неужто слухи правдивы и это… - промелькнуло в мыслях у девушки, лицо которой вмиг побледнело, услышав речи у костра меж мужчинами. – Нет, нет! Что за глупости?! Поход святой инквизиции добрался и до нашей деревушки?! Вздор. Да кому в голову взбредет в нашей деревне доносы в Кельн отсылать? Да и на кого?..» – Габриэла, тяжко вздохнув и спрятавшись надежнее за ветками кустарника, побледнела более прежнего, вспомнив, как старый Урс Мюллер, который владеет пекарной лавкой на другом конце деревни, угрожал ее отцу на протяжении нескольких месяцев, обвиняя Фридриха Шульца в том, что тот дурманил людей с тем, чтобы те ходили только в его лавку и только. Главным аргументом служило то, что и вправду, жители маленькой деревушки практически перестали посещать лавку Мюллера, предпочитая сдобу семейства Шульц.
- До деревни этой недалеко, - хрипло произнес мужчина средних лет с серым лицом и грубой щетиной с проседью, - думаю, к закату успеется.
- Да, думаю жилье предоставить всяк им придется, - прогнусавил старик, - а нечисть никуда не денется. Доносов было несколько. Завтра с утра и начнем, - вздохнув, он растянулся на земле возле костра. – Эх, ты! Земля совсем сырая!
- Ручей близ, да и…куда пропал Вильхельм? – озираясь произнес возмущенно первый.
- Гисберт, да пусть парень окрестности глянет. Вон, смотри как красиво.
- Красиво-то да, а дрова костру нужнее.
- Тьфу ты! Да вскоре вернется, - махнул рукой светловолосый мужчина, на вид чуть младше того с кем разговаривал.
- Нет, ты поди глянь, где он.
- Хорошо-хорошо, только ради твоего спокойствия, - поднявшись, хохотнул мужчина и направится к ручью, явно намереваясь переступить его, направляясь в сторону кустарника, за которым пряталась Габриэла.
Девушка отмерла и живо ринулась в сторону своей родной деревни, поднимая подол платья, чтобы не споткнуться. Она двинулась так быстро, прикрывая волосы тканью балахона, что молодой мужчина и не подумал бы, что в кустах прятался человек, рассудив, якобы своими шагами он испугал какого лесного зверя. Габриэла бежала втрое быстрее обычного, не разбирая дороги, не думая, что может изранить свои ноги, но вдруг она наткнулась на что-то колкое и упала. Подняв глаза, девушка с ужасом осознала, что перед нею стоит юноша с широко раскрытыми темными глазами, держащий связку сухих веток. Это был тот самый молодой человек, о котором говорили мужчины у костра – Вильхельм Шмидт.
Мне нравится
сегодня в 11:59|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
***
Часть первая:
«О трех силах, составляющих колдовство, а именно: о дьяволе, о колдуне и о божьем попущении»
Вопрос первый:
«Является ли утверждение о существовании ведьм настолько католически правоверным, что упорное отрицание его должно считаться определенно еретичным?»
«Здесь надо опровергнуть три еретических лжеучения. После их опровержения истина будет ясна. Следуя учению святого Фомы, где он говорил о вредительстве ведьм, некоторые пытались утверждать, что чародейства на свете не существует и что оно живет лишь в воображении людей, приписывающих махинациям ведьм естественные явления, причина которых скрыта. Другие признают существование ведьм, но полагают, что они своим колдовством действуют лишь на воображение и фантазию. Третьи утверждают, что чародейство – вообще фантазия, хотя бы дьявол и помогал ведьме.
<…> Что эти лжеучения еретичны и противоречат здравому смыслу канона, будет доказано на основании божественного церковного и гражданского прав, - это вообще, а в частности – из толкования слов канона».
Я. Шпренгер, Г. Инститорис
«Молот ведьм»
Дремучие германские леса, наводящие страх на путников могучими деревьями и непроходимыми кустарниками, бывают и красивы поутру, будучи в росе. Капли воды, окутавшие листву и травы, благоухают запахами прохлады и свежести, унося тлен деревень и городов Германии того века. Тварь, сдохшая на лесной опушке, не тухнет столь сильным зловонием, оказавшись в прохладной росе, и всякая живность охотнее проходится по травам, не внимая опасности. Мелкие зверьки, вроде зайца, все же навострив уши, скачут по лугу, ожидая близкой смерти от неведомого хищника, готового напасть на глупую жертву в час успокоения оной. Птицы заливаются пением, а зверье прячется в норы от света, несущего опасность в раскрытии их тайного явления ночью за пропитанием. Ароматы крови обличаются лишь только к полудню, когда утренняя влага уже не может приносить прохладу и мнимую чистоту, медленно испаряясь. Наступает прозрение всего живого – ночью была охота и приходила Смерть.
Вильхельм Шмидт, будучи человеком юным и еще не утратившим такое свойство характера, как удивление, взирал на существо, чуть не сбившее его с ног, с искренним изумлением. Удерживая, норовившую рассыпаться связку сухих веток к костру, пытаясь вернуть своему лицу прежнее выражение, которое не несет в себе ничего, кроме равнодушия, юноша наблюдал за тем, как существо в необъятных одеждах, пыталось встать на ноги, но безуспешно.
- Так и будешь стоять столбом или поможешь?! – гневно фыркнуло что-то женским голосом из-под складок серой ткани.
«Видимо, это девушка» - промелькнуло в мыслях у юноши, отмершего, а потому уже бросившего свою ношу наземь, дабы помочь подняться существу, чуть было не сбившему его с ног.
- Эй! – воскликнула девушка, уже твердо стоявшая на ногах.
- Вы не ушиблись? – поинтересовался Вильхельм, будучи достаточно вежливым юношей.
- Да, фырх, ох, - пыталась отдышаться Габриэла, стряхивая пыль с балахона. – Ты…-капюшон резко взмыл вверх, указывая на то, что девушка смотрит на юношу, поднимавшего связку веток, - ты…случаем не тебя разыскивают ли те люди, что у реки?
- Что? – удивленно взмыли брови темноглазого Вильхельма. – Да, возможно, но откуда бы знать Вам?
Девушка, слегка замявшись с ответом, проговорила:
- Я…я наткнулась на них на прогулке, бродя меж деревьев рядом с ручьем. Они показались мне разбойниками, и я бросилась бежать домой, но тут Вы возникли на моем пути, - вернув своей речи приветливый тон, коим она принимала посетителей лавки, продолжила Габриэла. – Дело в том, что какое-то время, прячась в кустарнике, я услышала, как мужчины говорили о юноше, который должен был вернуться как раз со связкой веток. Я полагаю, это Вы.
-Да, без сомненья, - сладив с ветками, сказал юноша, – но что Вы в столь ранний час делаете здесь?
- Я гуляла.
- Одна и в лесу?
- Моя деревня близко, а у меня есть привычка иногда прогуливаться по лесу.
- Вы живете на окраине?
- Да.
Мне нравится
сегодня в 11:59|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
- Почему Ваше лицо и тело скрывают столь длинные одежды?
- Вы учиняете мне допрос, не будучи уверенным, кто я? – послышался хохот из-под балахона.
- Было бы странно встретить девушку, укрытую в бесформенных одеждах, скрывающих ее лицо, гуляющую утром в одиночестве в лесу близ жилой деревушки, - насторожился юноша.
- И что же Вы разумеете на мой счет? – послышался еще один смешок.
- А не наводите ли Вы порчу на жителей деревни, употребляя травы этого леса для своих зелий?
- У Вас богатая фантазия, - вновь отряхивая балахон, произнесла Габриэла. – Святая инквизиция видит ересь во всяком живущем и дышащим чуть страннее, чем все. Имея я не тот цвет глаз или волос, Вы бы тут же приняли меня за ведьму, употребив надлежаще вашим законам на казнь, - буквально выплюнула слова девушка, будто дрянную похлебку.
- Вы судите обо мне раньше, чем я успел о себе что-либо сказать.
- Я слышала слова этих мужчин. Я слышала, как они говорили о доносах из нашей деревни. Я видела их недобрые лица.
- Если не по Вас пришли в деревню, то нет смысла и волноваться, - улыбнулся Вильхельм, - но если же Вы причина доносов, то ясны Ваши опасения.
- Я не причиняла зла людям своими деяниями, а потому не могу оказаться причиной для доносов. Лишь то, что я дочь пекаря и наша лавка процветает, может быть причиной для зависти соседей – не больше.
- Тогда почему Ваше лицо и тело скрыто?
- Я изувечена, - без заминки привычно соврала девушка. - В раннем детстве опрокинула на себя плошку с кипятком, по этой причине не желаю показывать свое уродство. Кожа огрубела и кое-где видны красные пятна, а волос на голове и нет вовсе. Не заставляйте обличать мою ущербность.
- Должно быть, для девушки это тяжкое бремя…- облегченно выдохнул Вильхельм.
- Да, как понимаете, ни один мужчина не осмелиться взять меня замуж. Поэтому я могу не смотреть на чужие предрассудки и спокойно прогуливаться по лесу в любое свободное для меня время. Сейчас как раз моя мать затеяла стирку, ну, а я…да, мне захотелось прогуляться.
- Думаю, не стоит все домашние дела взваливать на мать.
- Да, - послышался хохот из-под одежд, - поэтому я и побегу, дабы совсем не разочаровывать своих родителей.
И в тот же миг девушка ринулась в сторону родной деревни, слегка приподнимая подол, чтоб вновь не споткнуться.
Мне нравится
сегодня в 12:00|Редактировать|Удалить|Ответить
Мое личное дно. Наверно, морское
- Скажите свое имя! – опомнился темноглазый.
- Габриэла! – крикнула девушка.
- Вильхельм! – выкрикнул в ответ юноша, наблюдая, как скрывается меж деревьев, убегая вдаль серое пятно.
В те мгновения мыслей Вильхельма Шмидта об удивительном человеческом существе женского пола в лице Габриэлы, последняя мчалась прочь со всех ног от самой страшной беды, идущей в ее деревню. Нет, не от чумы или холеры. Святой отдел расследований еретической греховности Римско-католической церкви прислал своих псов в Кельн, а оттуда и по всей округе неслись стаи за новыми жертвами, учиняя произвол, оправдывая свою власть толкованиями канона, да буллой, принятой 5 декабря 1484 г..
- Габриэла! Ты где пропадала?! – возмущенная Гертруда Шульц, встретила свою дочь, вооружившись тазом с выстиранным бельем, развешивая вещи на заборе.
- Мама! Мамочка! – запыхавшись, кинулась на мать Габриэла.
- Да что такое?! – оторопев разом, вскрикнула женщина.
- Пришли они…видимо, Миллер все же добился своего, написав жалобы на нашу лавку!
- Что? Кто пришел?
- Да эти псы церкви!
- Как ты смеешь так говорить?! – возмутилась мать.
- Да что ж они всех без разбора-то на казнь ссылают?! Мама, а что, если и меня…
Гертруда Шульц быстро осмотрелась по сторонам в поиске чужих любопытных ушей и глаз.
- Что ты болтаешь?! Домой. Живо, говорю, домой!
Габриэла, повинуясь словам матери, двинулась в небольшой обшарпанный дом, укутавшись в длинные одежды еще сильней. Ее обуревало беспокойство за нее и всю семью. Мать же продолжила вывешивать белье, раздумывая о причинах и последствиях прибытия инквизиторов. Смутные времена настигли и их деревушку, наступали сложные времена для каждого жителя, особенно для Шульц.